Литература 10 класс, школьный (первый) этап, г. Москва, 2016 год

СКУЛЬПТУРА, ЖИВОПИСЬ И МУЗЫКА

Откуда  слетели  вы  к  нам,  божественные  девы?  не  небо  ли  было  вашей колыбелью?  и  для  чего  променяли  вы  жилище  красоты  и  наслаждения  на долину желаний и усилий? Ваши пламенные взоры горят огнём неземным. Вы расточаете  ласки  свои  смертным;  но  черты  вашего  лица,  как  бы предназначенного  вечной  юности,  сохранили  всю  прелесть  красоты девственной. Кто вы, небесные, откройтесь. Вы мне уже знакомы; не ваши ли волшебные  образы  летали  предо  мною  в  те  счастливые  часы,  в  которые я мечтал о лучшем мире? Не вас ли везде ищет моё воображение?

–  Мы  сёстры, –  отвечала  первая  богиня, –  и  все  трое  царствуем  во вселенной;  но  не  нам  принадлежит  венец  бессмертной  славы,  он  будет  вечно сиять на  главе нашей матери. О  смертный!  ты часто восхищался  этим миром, с восторгом взирал на всё тебя окружающее; мы всё видимое тобою украсили.

Я –  старшая  из  сестёр,  и  меня  первую  послала  мать  для  того,  чтоб  оживить вселенную  в  очах  твоих;  я  указала  тебе  этот  круглый  шар,  который  плывёт в воздухе; я вознесла взоры твои на сие небо, которое, как свод, его обнимает; я рассеяла  эти  горы  с  утёсами,  которые,  как  великаны,  возвышаются  над долинами; мой искусный резец образовал каждое дерево, каждый лист, каждую жемчужину, сокровенную на глубине раковины.

– Прелестно, – воскликнула вторая богиня, – прелестно было произведение сестры моей,  когда  я  слетела  с неба; но  взор напрасно искал  разнообразия на земле  бесцветной.  Всё  было  хладно,  безжизненно,  как  те  образы,  которые представляют серые тучи в день пасмурный. Я взмахнула поясом, и радуги со всех сторон посыпались на землю, ясное светило загорелось в воздухе, по небу разлилась чистая лазурь и море отразило небо; долины и леса оделись зелёным цветом, и я, довольная новым миром, возвратилась к престолу нашей матери.

–  Тогда  и  я  слетела  на  землю, –  сказала  третья  богиня;  прелестны  были произведения  сестёр  моих;  но  я  напрасно  искала  в  них  жизни;  ничто  не улыбалось мне в природе, мёртвая тишина царствовала на земле и стесняла мои чувства;  я  вздохнула,  и  вздох  мой  повторился  во  вселенной;  чувство  жизни разлилось  повсюду;  всё  огласилось  звуками  радости,  и  все  эти  звуки  слились в общую волшебную гармонию.

– С  тех пор, – продолжала первая богиня, – с  тех пор воздвигнулись  три алтаря  на  земле;  я  первая  встретила  смертного  и мне  первой  принёс  он  дары свои. Он был  ещё  странником на новой  земле;  всё поражало  его  удивлением; всё  питало  в  нём  то  чувство  гордости,  которое  невольно  пробуждает  первая встреча с незнакомым. Где найду я,  говорил он, удовлетворение бесконечным моим  желаниям,  где  найду  предмет,  достойный  моих  усилий?  Я  услышала сетования  смертного  и  первая  внушила  ему  смелую  мысль  похитить  у  бессмертных  огонь,  дающий  жизнь.  Я  вручила  ему  резец,  и  вскоре  мрамор оживился  под  его  руками,  и  человек  окружил  себя  собственным  миром. Они ещё живы, священные памятники его усилий – его славы. Их не коснулась всё истребляющая  коса  времени.  О  смертный!  стремись  туда,  где  на  развалинах столицы мира гений минувшего основал своё владычество и, вызывая из праха протекшие столетия, кажется, посмеивается над настоящим. Вступи в сей храм бессмертный,  где  герои  древности,  бледные,  как  произведения  сна,  в красноречивом безмолвии  возвышаются  около  стен;  вступи  в  сей  храм,  когда утренний луч солнца озарит сие величественное сонмище и будет скользить на белом  мраморе;  тогда  ты  познаешь  моё  владычество  и  присутствие  тайного божества поразит тебя благоговением.

– И мне повиновался смертный, – воскликнула вторая богиня, – и я была его спутницей. Когда любовь пролила в сердце его свою очаровательную влагу, напрасно  силился он  резцом  сестры моей изобразить предмет  своих желаний. Взор его напрасно искал в очах изображения того же неба, которое таилось под ресницами  прекрасной  его  подруги;  напрасно  искал  краски  стыдливости  на мёртвых  ланитах  мрамора;  напрасно  хотел  он  окружить  образ  возлюбленной очарованием  бесконечного,  к  которому  стремилась  душа  его,  и  в  котором являлся ему идеал прекрасной. И что ж? я дала ему кисть, и чувства его вполне вылились  на  мёртвый  холст,  и  мысль  о  бесконечном  сделалась  для  него понятною.  О  смертный!  хочешь  ли  видеть  небо  на  земле?  Взгляни  на  сию картину, –  взгляни,  когда  яркий  луч  полдня  прольёт  на  неё  свет  свой, –  ты невольно падёшь на колена и тогда познаешь моё владычество.

–  Настало  и  моё  царствование, –  промолвила  последняя  богиня. – Случалось  ли  тебе  в  безмолвии  ночи  слышать  волшебные  звуки,  которые тайною  силой  увлекают  душу,  тешат  её  надеждою  и  заставляют  забывать  всё окружающее?  Это  торжество  моё.  Ты  переносишься  тогда  в  новый  мир,  ты думаешь  быть  далеко  от  земли,  и  ты  в  самом  себе.  В  тебя  вложила я таинственную  арфу,  которой  струны  дрожат  при  каждом  впечатлении, и служат как бы дополнением всего, что ты чувствуешь в природе. Не пламенная радость,  не  улыбка  гордости  выражают  моё  владычество;  нет!  слезы  тихого восторга напоминают смертному, что мне покорено его сердце.

–  Мой  слух  прикован  к  устам  вашим,  бессмертные  богини;  но  где  та, которой  вы  уготовляете  венец  славы –  где  храм,  в  котором  возвышается престол её, из которого она предписывает законы свои вселенной?

– О смертный! весь мир – престол нашей матери. Её изображал и мрамор и холст  на  земле;  её  прославляли  лиры  песнопевцев;  но  она  останется недосягаемою для чувств смертного; наша мать – поэзия; вечность – её слава, вселенная – её изображение.

(1826)

СТЕНЬКА РАЗИН

Не страшна мне, добру молодцу,
Волга-матушка широкая,
Леса тёмные, дремучие,
Вьюги зимние-крещенские…

Уж как было: по темным лесам
Пировал я зимы круглые;
По чужим краям, на свой талан,
Погулял я, поохотился.

А по Волге, моей матушке,
По родимой, по кормилице,
Вместью с братьями за дóбычью
На край света летал соколом.

Но не Волга, леса тёмные,
Вьюги зимние-крещенские
Погубили мою голову,
Сокрушили мочь железную…
В некрещёном, славном городе,
На крутом, высоком острове
Живёт девушка-красавица,
Дочка гостя новгородскова…

Она в тереме, что зорюшка,
Под окном сидит растворенным,
Поёт песни задушевные,
Наши братские-отцовские.

«Ах, душа ль моя ты, душенька!
Что сидишь ты? Что ты думаешь?
Али речи мои не по сердцу?
Али батюшка спесивится?..

Не сиди, не плачь; ты кинь отца;
Ты беги ко мне из терема;
Мы с тобою, птицы вольные,
Жить поедем в Москву красную».

(1838)